Тот, кто плохо знает природу, увлекается биологией, кто не может разобраться в себе — психологией, а кто не разбирается ни в чем, отправляется вокруг света. В течение 4 лет — с 1995 по 1999 годы продолжалась постройка «Виктории». За это время в строительстве парусника приняли участие в общей сложности более 300 человек.
Осенью 1995 года я сидел в горном шале в Татрах, на высоте 2225 метров над уровнем моря. Вокруг царило буйное веселье, подвыпившие туристы горланили песни. Напротив меня расположился бородатый парень. Он был не очень-то разговорчив и почти не пил. Неделю назад мы оба приехали сюда на ежегодные туристские соревнования.
«Чем вообще занимаешься?» — спросил он. «Да так, путешествую», — ответил я. Мне стукнуло 27 лет, я нигде не служил и уже три года перебивался на вольных хлебах. «А ты что делаешь?» — в свою очередь поинтересовался я. «Мы с ребятами строим корабль, думаем отправиться в кругосветку».
Он произнес это так, словно речь шла всего лишь об очередном отпуске у моря.
Я ужасно заинтересовался и стал его расспрашивать. Мне казалось, у них отбоя нет от желающих отправиться в путешествие, наверняка специальная комиссия отбирает самых достойных.
«Все, что тебе понадобится, — это спальный мешок и спецовка, — сказал бородатый, которого, как я узнал, звали Петр Старопражски, или просто Старопрамен. — Приезжай, и все увидишь своими глазами».
Оказывается, они строили большой деревянный корабль, копию средневекового парусника.
ПО СЛЕДАМ МАГЕЛЛАНА
Все началось в 1993 году, когда легендарный чешский яхтсмен Рудольф Краутшнайдер вернулся на родину из кругосветного плавания, которое продолжалось ни много ни мало три года. Краутшнайдер — незаурядный и энергичный человек. На парусных судах, построенных собственными руками, он избороздил северные и южные моря, заходил даже в высокие широты, где часто бывают сильные шторма.
Еще одним его замечательным замыслом была постройка копии парусника «Виктория», на котором португальский мореплаватель Фернан Магеллан в начале XVI века совершил первое в истории кругосветное путешествие. Экспедицию Магеллана финансировал испанский король, благодаря его поддержке Магеллан сумел снарядить пять судов и нанять 250 членов экипажа.
В отличие от знаменитого португальца Краутшнайдер не ждал помощи от спонсоров и решил все сделать самостоятельно. На гонорары от своих книг он приобрел участок леса в Орлицких горах. Он рубил деревья, отвозил их на лесопильню и выгодно продавал. При этом лучшие деревья он приберег для постройки корабля. Вскоре он обеспечил себя всем необходимым: и деньгами, и строительным материалом. Не хватало только людей.
— Каждый раз, когда я начинал строить судно, у меня находилось множество помощников. Некоторые из них даже выходили вместе со мной в море. Но я всегда оставался в одиночестве, как только выходил в океан. Однако я надеялся, что на этот раз все будет по-другому, — вспоминает Краутшнайдер.
Набирая экипаж, он руководствовался простым правилом: «Любой, кто хочет плавать, должен сперва поработать. Для того чтобы стать членом команды, вовсе не нужно иметь много денег. Не нужно предъявлять мне диплом, подтверждающий, что вы плотник, столяр или сварщик. Просто приходите и работайте».
Постройка парусника длилась с 1995 по 1999 год. На протяжении этих четырех лет около 300 человек участвовали в строительстве. Одних хватало на день, другие держались месяц, кто-то приезжал по выходным. В конце концов из всех строителей удалось собрать 12 человек команды.
Экипаж получился довольно пестрый: пожарный, студент, таможенник, медсестра — люди самых разных специальностей из разных уголков Чехии. Мы сами окрестили себя «дураками». Когда нас спрашивали, почему мы так уничижительно отзываемся о себе, Юлек Ешцы по прозвищу Сорель, конюх и участник предыдущего кругосветного путешествия, задавал встречный вопрос: «А как вы думаете, кто, как не идиоты, взялся бы строить корабль без спонсоров и газетной шумихи?»
Да, нелегко было построить парусник, да и плавать в океане тоже занятие не из легких, поэтому пусть это послужит для всех наглядным примером, что нет ничего невозможного. Наш корабельный кот выглядел скорее тощим, чем перекормленным. Когда у нас кончались деньги, мы задерживались в каком-нибудь порту, чтобы подзаработать. Мы строили дома, очищали днища судов и красили корабли на верфях. Зато мы были свободны. Не надо было ни перед кем лебезить или заискивать, мы были сами себе хозяева.
Как сказал Рудольф Краутшнайдер: «Кто захочет выйти в море, тот выйдет». А мы буквально рвались в море.
ПОД ПАРУСАМИ — В ПОИСКАХ ДВИГАТЕЛЯ
Первого августа 1999 года наш парусник вышел из польского порта Щецин. За исключением Краутшнайдера, никто из нас не был настоящим мореплавателем. А точнее, половина экипажа ни разу в жизни не видела моря. Лично у меня никогда и в мыслях не было стать моряком. Одно лишь плавание вокруг Европы — по Балтийскому и Северному морю, через Ла-Манш и Бискайский залив — стало для экипажа «Виктории» суровым испытанием.
Ни Краутшнайдер, ни бог морей Нептун не давали нам ни малейшей поблажки, и тот, и другой были строгими учителями. На судне не было двигателя, очевидно для того, чтобы мы могли лишний раз проверить себя на стойкость. Как заметил Сорель: «Плавать на таком допотопном судне, как наше, причем без двигателя, все равно что ехать на грузовике без тормозов. Ты лихо мчишься по автостраде, и все идет прекрасно, пока на дороге не возникает пробка. Но когда нужно резко остановиться, без тормозов, а в нашем случае без двигателя, приходится нелегко». Мы, новички, наивно полагали: «Если в XVI веке Магеллан плавал на таком корабле, то чем же мы хуже?»
Но в наши дни в большинстве международных портов парусным судам запрещается заходить в гавань. И после того, как мы чудом избежали кораблекрушения возле берегов Мадейры, решено было взять курс через Атлантику на запад, к берегам США, где, как нам казалось, будет гораздо проще и дешевле приобрести двигатель.
Каждый в душе романтик, но не каждому удается попытать счастья, отправив послание в бутылке. Я сообщал в послании о нашем корабле и об экипаже, приводил свой чешский адрес, а потом, как водится, клал письмо в пустую бутылку и запечатывал ее. В каждом океане я бросал такую бутылку за борт судна.
«Тебе непременно ответит стройная двадцатилетняя блондинка, владелица яхты, — посмеивался надо мной Михал Нешвара, бывший студент-физик. И предлагал: — Хочешь, я подсчитаю вероятность того, что бутылка дойдет до адресата, а не разобьется о скалы и не останется вечно кружить в океане?»
Но не прошло и года, как мы получили первую весточку.
Бутылку выбросило на берег Багамских островов. Ее, наполовину засыпанную песком, нашла супружеская пара из Южной Африки. Эти люди уже лет десять бороздили просторы Атлантики на собственной яхте. Они сперва разочаровались, что это не карта, показывающая, где хранятся пиратские сокровища, но потом все-таки подсчитали весь путь, проделанный бутылкой.
Оказалось, моя бутылка проплыла, увлекаемая морскими течениями и ветрами, около двух тысяч морских миль, то есть почти 3700 километров!
Переплыв «большую лужу», как называют Атлантику, наш парусник наконец причалил к берегам Флориды. Здесь нам удалось раздобыть подержанный двигатель со списанного рыболовецкого судна. За его ремонт — отчаянная по своей смелости попытка — взялся Иидра Кухейда, мастер на все руки. Уютную капитанскую каюту он переоборудовал в моторный отсек, заблагоухавший дизельными парами. Зато с двигателем плавать стало не только удобнее, но и безопаснее.
КУБИНСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО
Покинув Флориду, мы взяли курс на Кубу — грех не побывать на этом чудесном острове. Незабываемый первый вечер на Кубе, первый кубинский бар, настоящий кубинский ром… но первый же кубинец, с которым мы познакомились, говорил по-чешски!
Штефан, или по-испански Эстебан, проработал четыре года в Брно на сталелитейном заводе. Это был высокий, стройный чернокожий кубинец с громадными ручищами.
Рядом с его мозолистыми ладонями наши натруженные руки выглядели просто детскими.
Мы подружились, и Эстебан показал нам Кубу, которую туристам не показывают. Чего стоило одно празднование его дня рождения! Это был настоящий семейный праздник в духе национальных традиций. Куча друзей и родственников, кубинский ром, блюда из фасоли, зажигательные звуки карибской сальсы.
«Это дом моего отца», — рассказывал нам улыбающийся Эстебан. Он познакомил нас со своими родными, а затем начались танцы. О том, что удастся тихо постоять в уголке с бутылкой рома, нечего было и думать. Вскоре и я танцевал как умел. Распознать, кто европеец, а кто местный, было нетрудно: мы двигались как медведи в цирке. Пока я дергался с грацией тюфяка, одна из девушек сделала мне самый приятный комплимент, какой я когда-либо слышал.
Отец Эстебана перевел мне ее слова: «Знаете, что она вам сказала? Вы на Кубе всего два месяца, а уже хорошо танцуете сальсу».
Как бы ни было нам хорошо на Кубе, но пришла пора расставаться. Наша «Виктория» вновь легла на курс, проложенный Магелланом, и направилась к берегам Бразилии. Нам предстояло сделать большой крюк по Атлантическому океану, поскольку из-за встречных ветров и течений приходилось все время лавировать. Мы повторили путь, открытый Колумбом в конце XV столетия, но другого маршрута для парусника не существовало.
После веселого отдыха на суше океан готовил нам новые развлечения. Сильный восточный ветер, дувший навстречу Гольфстриму, вздымал высокие пенистые волны, то и дело захлестывавшие палубу корабля. Палубные доски, рассохшиеся под жарким кубинским солнцем, уже не были водонепроницаемыми, и вода залила всю нижнюю палубу. Наши койки промокли насквозь. Чтобы защитить нижнюю палубу от воды, нам пришлось устроить брезентовые навесы.
«Наверное, мы первые чехи, разбившие палаточный лагерь прямо в море», — шутил Петр Татичек, пожарный из Праги. Но против воды даже брезент оказался бессилен. После вахты мы, стиснув зубы, забирались в спальные мешки и согревали собственным телом мокрые постели. Через несколько дней Индра дал меткое определение такой жизни: «Все это выглядело бы романтично, если бы меня здесь не было».
Как бы мне хотелось в этот момент, чтобы все, кто так завидовал нам, отправлявшимся в кругосветное плавание, побывали в нашей шкуре! Интересно, что бы они сказали, если бы им пришлось пробираться по палубе среди бушующих волн, когда ветер норовит сорвать с головы зюйдвестку и последние штаны промокли насквозь. А в полночь я бы растолкал их, сонных, потому что пришла их очередь заступать на вахту. Пусть узнают, каково в темноте под завывания ветра лезть на мачту, чтобы убрать лишние паруса.
ВОКРУГ ПАТАГОНИИ
Всему наступает конец, пришел конец и нашему плаванию по Атлантическому океану. Мы три раза из конца в конец пересекли Атлантику, пока не достигли южной оконечности Южной Америки, где находится Магелланов пролив. Если верить историческим документам, Фернан Магеллан был невысок, всего полтора метра ростом, впрочем, как и большинство людей того времени.
Но как точно подметил Индра:
«Чем дальше мы забирались вглубь пролива, тем заметнее вырастал в наших глазах Магеллан, пока не достиг подлинных масштабов своего величия. Как он сумел, не зная дороги, проплыть сквозь этот лабиринт островов, рифов и проливов? Притом на парусниках, да еще и с бунтующим экипажем!
Летом средняя температура здесь составляет пять-десять градусов, часто случаются шторма и бури, а скорость течения равна десяти морским узлам, что сравнимо со скоростью рек во время полноводья. Да, то были настоящие моряки! Говорят, что в старые времена корабли были сделаны из дерева, а матросы из железа, хотя сегодня это выражение, похоже, стоит переделать наоборот».
Тем не менее мы успешно миновали Магелланов пролив и наконец очутились в Тихом океане. Наша встреча с океаном оказалась бурной и вовсе не соответствовала его названию. Магеллан назвал океан Тихим, потому что его плавание в этих водах сопровождалось на удивление ясной погодой. Как справедливо заметил хроникер экспедиции: «Если бы Господь и Пресвятая Дева не послали нам столь благоприятной погоды, мы все погибли бы от голода среди этого необъятного моря». Нас Тихий океан встретил штормом, самым жестоким за все время нашей экспедиции.
Новичок на судне, пан Нешвара, отец Михала, недавно вышел на пенсию и решил отметить это событие, проплыв вместе с нами на «Виктории» вдоль берегов Чили. Не имея морского опыта, не зная, как положено вести себя на паруснике во время шторма, он был неподражаем. Когда разыгрался шторм, он с видом бывалого морского волка вытащил на палубу ведро и принялся стирать белье. Я не поверил своим глазам, когда он начал развешивать вещи на снастях, а в это время корабль захлестывали восьмиметровые волны. И лишь когда мощная волна швырнула его с бака на нижнюю палубу, он понял, что выбрал не самое подходящее время для стирки.
КТО В СИЛАХ ВСЕ ЭТО ВЫДЕРЖАТЬ?
Два с половиной года прошло с тех пор, как мы вышли в море, и все это время численность экипажа медленно, но неизменно уменьшалась. Сказывались трудности путешествия, морская болезнь и однообразие обстановки.
Первым нас покинул Сорель. Никто его не отговаривал, потому что он действительно очень сильно страдал из-за морской болезни. Его решение выглядело взвешенным и разумным: «При одной мысли, что нужно вставать каждый день в четыре утра и заступать на вахту, мне хочется прыгнуть за борт».
Он объявил, что окончательно вымотался и возвращается домой.
Рудольф Краутшнайдер, как ни странно, тоже оставил «Викторию», хотя именно он с самого начала стоял во главе всего предприятия. Но Рудольф еще во Флориде заметил, что среди нас объявился лидер, претендующий на роль капитана. После этого он доверил нам корабль, сказав на прощание, что мы можем вернуть ему судно в любом европейском порту, когда завершим путешествие. Нашим новым капитаном стал Индра, бывший шахтер из Тршинца. На его плечи легла большая ответственность, но Индра успешно провел наше судно по просторам всех океанов, подтвердив тем самым правильность нашего выбора. Со временем из первоначального состава осталось лишь трое — костяк команды.
Без матросов на корабле никак нельзя, поэтому нам пришлось пополнять экипаж за счет добровольцев. Иногда это были местные жители. Всем, кто изъявлял желание потрудиться, мы давали такую возможность. Шотландца Фила мы буквально вырвали из лап австралийской иммиграционной полиции. У него истек срок пребывания в стране, и ему грозила депортация и запрет на въезд в Австралию в течение десяти лет. Скорее всего, сотрудник иммиграционной службы счел, что путешествие на «Виктории» будет для Фила достаточным наказанием. Другой пример: привлекательная бразильянка Алина. Она влюбилась в Михала и ушла вместе с ним в плавание.
Иногда новички задерживались на месяц, кое-кто продержался полгода. Но когда местных искателей приключений не находилось, на помощь приходили чешские товарищи. Одним из них был Петр Наги по прозвищу Марсель. Под конец нашего плавания он три раза выручал нас, присоединяясь на время к нашей команде. Свои появления он объяснял, например, так: «Накануне свадьбы я сказал своей невесте, что мне надо еще раз все хорошенько обдумать. А более подходящего места для раздумий, чем на борту вашего корыта, не найти!»
НАША ОБЩЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ
Во время плавания по Тихому океану нашим глазам открывались удивительные, волшебные по своей красоте места: остров Пасхи, острова Питкэрн, Французская Полинезия, острова Кука, остров Тонга, остров Ниуэ и другие. Многочисленные, словно бусинки в ожерелье, атоллы с их лазурными лагунами и белоснежным песком как будто сошли с красочных рекламных картинок. Но даже здесь, на этих островах, поразительных по своей живописности, больше всего нам запомнились встречи с их гостеприимными обитателями.
В каждой гавани и на каждой стоянке «Виктория» сразу же вызывала нескрываемое любопытство у местных жителей. На фоне блестящих роскошных яхт наше судно возникало словно призрак из прошлого. В конце концов мы настолько обленились, что даже не сходили на берег. Ведь все равно люди рвались к нам на корабль. Чилийцы, чей жесткий испанский чем-то напоминал отрывистую автоматную очередь, кричали с берега: «Эй, ребята, можно подняться к вам на борт?» Порой на палубе буквально яблоку негде было упасть.
Заходили к нам и чиновники, и представители городских властей, телевизионщики, журналисты и члены «Берегового братства» — пираты в недавнем прошлом, а теперь просто друзья моря. Однажды к нам на борт с воинственными криками запрыгнули около двух десятков таких «братьев», вооруженные до зубов. Острые клинки сверкали на солнце, щелкали курки старинных пистолетов. У одного на глазу черная повязка, у другого вместо ноги протез… С собой они прихватили несколько ящиков прекрасного чилийского вина, поэтому мы не особенно сильно возражали против их просьбы, чтобы на флагштоке «Виктории» с часок повисел пиратский флаг.
На острове Пасхи нас неожиданно встретила прекрасная Елена. Она вместе со своим приятелем подплыла к судну на полинезийском каноэ. Мы помахали друг другу.
«Приветствуем вас на острове Пасхи» — крикнул, улыбаясь, ее приятель.
А Елена добавила: «Нет, надо позвать их на берег. Давай пригласим их к себе в гости! — И, обратившись к нам, указала на домик, стоящий на холме: — Приходите к нам на обед».
Стоит отмстить, что сотни гостей, побывавших на борту нашего судна, быстро замечали, что, не отличаясь быстротой хода и маневренностью, «Виктория» как нельзя лучше подходила для празднеств, вечеринок и просто дружеских встреч и выпивок. Да, мы выпивали, но только когда судно стояло на приколе в порту. В море никто не брал в рот ни капли спиртного, потому что нет большей опасности для корабля, чем пьяный матрос.
На «Виктории» не было автоматического управления, и, чтобы судно не сбилось с курса, кто-то должен был стоять у штурвала. Вахта длилась шесть часов. Через шесть часов мы сменяли друг друга у руля. Все другие обязанности мы тоже разделили поровну. Каждый из нас был штурманом, рулевым, боцманом, ныряльщиком и коком. Бессменным на судне был только один капитан. Мудрое старое правило гласит: «Лучше один плохой капитан, чем два хороших». Странно? Вовсе нет! Пока два капитана будут судить да рядить, с какой стороны лучше обойти скалу прямо по курсу, судно может ненароком врезаться в нее.
Одной из самых тяжелых обязанностей у нас считалось приготовление пищи. В столовой стояла большая печь, которую топили дровами. Была в ней и духовка, где мы выпекали хлеб. Нет ничего вкуснее свежеиспеченного хлеба посреди океана. Именно во время плавания я понял, что хрустящий ломтик хлеба лучше любого бифштекса. Рецепт выпечки прост. Сперва надо замесить тесто из муки, дрожжей, тмина и морской воды. Соль добавлять не нужно, в морской воде ее много. Лотки с тестом ставите в горячую духовку, и через полтора часа хлеб готов. Тем временем вы готовите обед на раскаленной печи.
Вот такая радужная картина, но только при условии, что стоит хорошая погода. Во время шторма приготовление пищи до смешного напоминает картины Дантова ада, а кок должен быть по совместительству воздушным акробатом. Кастрюли невозможно наполнить более чем на треть, кроме того, их надо прикручивать к плите проволокой. Судно то взлетает вверх, то падает вниз, кипящая вода брызжет во все стороны, из-под крышек вырывается пар, топор кружится в воздухе, а тесто никак не подходит. Порой только что сваренная каша попадала не в рот, а в лицо, ножи летали по воздуху, как в цирке.
Одним из моих любимых занятий было изготовление открыток. У нас были сотни друзей, которым мы обещали посылать весточки из каждой гавани. Если бы мы покупали открытки, то в конце концов разорились бы, поэтому я смастерил печатный станок. Кусок дерева, острый нож — все, что оказалось для этого нужно.
Я решил: «Если Гуттенберг сумел, то сумею и я». На каждой стоянке «Виктории» я печатал по сотне оттисков. Изо всех уголков мира к нашим близким и друзьям летели наши послания.
НОВЫЕ РОДСТВЕННИКИ
Как-то в Тихом океане мы бросили якорь у небольшого архипелага под названием Вануату. Метеорологи обещали прекрасную погоду: «Спокойный бриз, скорость ветра не более двадцати километров в час». Однако ночью приятный ветерок сменился штормовым ветром, небо заволокло тучами, что не предвещало ничего хорошего. Утром вместо солнца на горизонте появились странные сполохи, а затем начался настоящий ураган. Наше судно укрылось с подветренной стороны за островом Вануа-Лава.
Начавшийся дождь быстро превратился в мощный ливень. Два паруса были разорваны в клочья. С помощью небольшого штормового паруса и двигателя нам, промокшим и продрогшим до костей, удавалось удерживать корабль возле острова, чтобы его не унесло в открытый океан. После полудня ураган начал стихать, ливень сменился моросящим дождиком, и вскоре опять заблестело солнце, а на небе появилась радуга. Природа сделала вид, словно не было никакого урагана.
Немного погодя к «Виктории» подплыла лодка, и туземец ловко перепрыгнул па борт судна. «Мимо нас прошел ураган Джина. С вами все в порядке?» — расспрашивал он, с любопытством оглядывая «Викторию». Он явно никогда прежде не видел такого корабля.
Туземца звали Грэм, он был сыном вождя и поднялся к нам на борт, чтобы пригласить нас на торжественную встречу. Но с пустыми руками к вождю не пойдешь, нужен подарок. И наш капитан задумался. «Нужно приготовить угощение, — вслух рассуждал Индра. — Картофельные пирожки? Но у нас не осталось картошки. Солянку? Но у нас нет ни свинины, ни капусты. А что же у нас есть? Мука! Я приготовлю чешские сдобные булочки!» И он их испек.
Мы хотели всего лишь укрыться на острове от плохой погоды, а в итоге обрели новых друзей и даже родственников. На Вануату обычай усыновления весьма распространен. Первым из усыновленных оказался Михал. В церкви он так напугал одного из маленьких детей, тот так кричал и плакал, что его отец решил усыновить Михала. Он объявил: «Только так мой сын сможет привыкнуть к этому высокому и плешивому чужестранцу».
Михал отнесся к новой роли очень серьезно. Он стряпал и всячески старался угодить своим новым родичам. Михал был мастером на все руки и чинил все, что бы ему ни принесли: от старого радио до прохудившихся ботинок. Чем и заслужил уважение и восхищение островитян.
Я же подружился с чернокожим туземцем по имени Бен, с глазами хитрющими, как у лисицы. Когда он увидел, каким почетом пользуется Михал у соседнего племени, он решил, что и его племени неплохо бы взять себе белого сына. Я отправился к нему в гости и сразу обзавелся не только еще одним отцом и матерью, но и целым набором прочих родственников, среди которых были братья и сестры, племянники и племянницы, дядья и тетки, и в придачу к ним куча кузенов и кузин. Теперь я не мог и шагу ступить по деревне, чтобы не повстречаться с кем-нибудь из моих родичей.
Самыми тяжелым испытанием для команды «Виктории» оказался вовсе не ураган и не шторм, не мель и не нападение акул. Труднее всего было расставаться с полюбившимся местом, где у тебя появились друзья. Прав был Плутарх, когда сказал: «Плавать по морю обязательно, а жить — нет». В конце концов мы снова вышли в море.
СВАДЬБА
Успешно обогнув Южную Африку, мы взяли курс на Бразилию, и 1 мая 2004 года, когда Чехия вступила в Евросоюз, мы в пятый раз пересекали Атлантику, держа курс на Азорские острова. Этот переход оказался самым длинным, он продолжался 43 дня, но именно тогда на борту «Виктории» состоялась первая чешская свадьба. К нашему трио присоединилась парочка влюбленных — Пепа и Бланка.
Спустя месяц после отплытия Пепа подошел к капитану и спросил, не может ли он их обвенчать. В международных водах капитану дано право осуществлять церемонию бракосочетания. Индра, которому не хотелось расстраивать молодых людей отказом, согласился.
На судне начали готовиться к предстоящей церемонии. Мы вытащили из рюкзаков белые рубашки, которые за последние пять лет нам еще ни разу не понадобились. Рубашки только назывались белыми, на самом деле они позеленели от плесени, поэтому нам пришлось тщательно их выстирать, а затем отбелить под жаркими лучами солнца. Индра облачился в пиджак времен холодной войны, предварительно вытряхнув из него моль, потому что пиджак все это время тоже пролежал без дела.
В полдень судно легло в дрейф. В безупречно чистой одежде, принаряженные, мы выстроились на палубе. Капитан торжественно прочитал отрывок из Библии, затем спросил: «Бланка Широва, согласна ли ты взять в мужья Иозефа Шиндельку?»
Невеста чуть помедлила и тихо произнесла: «Да, согласна».
«Йозеф Шинделька, согласен ли ты взять в жены Бланку Широву?»
Ни секунды не раздумывая, жених воскликнул: «Да, согласен!»
Новобрачные обменялись кольцами, поцеловались. Стали по традиции бить тарелки, что удалось сделать только с третьей попытки, такой мягкой оказалась деревянная палуба. Наконец жених взял невесту на руки, чтобы перенести ее через порог каюты. Позже по секрету он признался мне, что, возможно, ошибся с направлением. Ему следовало бы перенести невесту через борт корабля, тогда ему было бы намного спокойнее. Церемония завершилась праздничным угощением, среди блюд, конечно же, был свадебный пирог.
Звенела гитара, звучали песни, как и полагается на каждой свадьбе.
ДОМА
От Азорских островов до Европы рукой подать, мы даже не заметили, как наше кругосветное плавание подошло к концу. 22 августа 2004 года «Виктория» вошла в порт Щецин, откуда мы когда-то отправились в кругосветку. На пристани нас встречала огромная толпа. Десятки протянутых рук ухватились за брошенные с корабля швартовочные канаты, кто-то закинул на борт бочонок с пивом.
Индра заглушил двигатель, Михал завязал последний узел на канате. Щелкали фотоаппараты и жужжали кинокамеры, посыпались вопросы журналистов, со всех сторон неслись поздравления от друзей и совершенно незнакомых нам людей. Мы же вели себя удивительно сдержанно и спокойно. Нам ничего не надо было говорить друг другу. Мы были дома.
Корабль вернулся в руки своего законного владельца и первого капитана Рудольфа Краутшнайдера. Но как он точно заметил: «Одно плавание завершилось, другое только начинается». Каждое судно выходит в море, если на нем есть команда. Оставалось лишь пожелать новой команде «Виктории» того же, что желают всем морякам: «Попутного ветра и семь футов под килем!»
